— Да-да, припоминаю тот маленький инцидент.
Цунаде сжала зубы и продолжила спокойно его лечить, стараясь не обращаться на его слова внимания: кровавые ссадины стали довольно быстро срастаться, а отеки и синяки проходить.
— В первый день избавиться от наследника Сенджу, — произнес Тигр. — Какая ужасная смерть… Лучше разлететься на кусочки, чем так мучительно умирать… Я был в ту ночь совсем недалеко и слышал его невыносимые стоны. Кажется, ему оторвало ноги и руки, бедняга…
— Замолчи! — перебила Цунаде, и сразу же осеклась, заметив, что охранник заглянул к ним в палатку. — Все в порядке, скоро закончу, — улыбнулась она, и когда тот вернулся на свой пост, вновь посмотрела на Тигра и еще ближе поднесла ладонь, светящуюся зеленым светом, к его лицу. — Чувствуешь мою чакру? Чувствуешь, как от неё становится легче? Но она может быть совсем другой…
— Угрожаешь? Но разве ты сейчас можешь что-то со мной сделать? Я слышал, как ты говорила про Хокаге. Без сомнения, он хочет меня допросить. Узнать, почему началось восстание и откуда у нас взрывные печати. Уверен, у вас даже есть специальные техники, которые могут из моей головы эту информацию достать, — он усмехнулся, — только боюсь, что вы не успеете…
— О чем ты говоришь? — нахмурилась Цунаде.
— Думаю, скоро поймешь. Там, откуда я родом, человек ценен не столько за его жизнь, сколько за его смерть. А я умру достойно, блестяще справившись со своей задачей… И совсем скоро Коноха сгорит в своем же пламени…
— Хватит! — Она выхватила кунай с пояса, схватила Тигра за грудки, приложив лезвие к его загорелой шее, и с ненавистью взглянула в его черные глаза, полные насмешки.
Голубые искры вспыхнули где-то глубоко в ее сердце, и с каждым мгновением загорались все сильнее, грозя вырваться настоящим пожаром. Она хотела его не просто убить, она хотела заставить его мучиться, как мучался Наваки. Думала вонзить ему кунай в горло так, чтобы он захлебнулся своей же кровью. Долго и в полной тишине. И когда уже без колебаний решила действовать, за спиной раздался хорошо знакомый голос:
— Цунаде, что ты здесь делаешь? — Прозвучало грозно по палатке. Она резко обернулась и увидела за собой встревоженного Дана, а за ним и охранника.
— Дан, я… — растерялась она, охранник уже хотел броситься к ней, но Дан загородил ему путь рукой.
— Цунаде, — произнес он, — я боялся, что ты сюда придешь, и хорошо знаю, что ты хочешь сделать. Но послушай меня, сражение окончено, восстание подавлено, люди, которые ответственны за смерть твоего брата, будут наказаны. И мы сможем наконец-то вернуться домой. — Он сделал осторожный шаг к ней и протянул руку. — Пожалуйста, отдай мне кунай, и я обещаю, что все будет хорошо…
— Я не могу, — ответила она, и только сильнее надавила лезвием на шею Тигра.
— Цунаде, я тебя понимаю, — продолжил Дан, — как никто другой понимаю. Но от убийства тебе не станет легче, и Наваки это не вернет.
— Прости, я не могу…
— Нет, можешь, — уже тверже произнес он.
К глазам подкатили слезы, в горле появился ком. Цунаде ещё раз посмотрела на Тигра, на кунай в ее руках, и вдруг поняла, что как только Дан появился здесь, вся злоба внутри растворилась, и захотелось всего лишь одного — поскорее уйти из этой проклятой палатки.
— Дан, — дрожащим голосом произнесла Цунаде, — я сама не справлюсь, пожалуйста, помоги мне.
— Конечно, — мягко улыбнулся он, опустился перед ней на колени и осторожно забрал кунай из ее рук. И в это мгновение, когда она уже хотела расплакаться от облегчения, лампа вдруг погасла и послышался едва уловимый свист.
— Пригнись! — закричал Дан и закрыл ее собой, крепко обняв.
Свет в лампе вновь загорелся. Цунаде подняла голову и увидела над собой растерянного Дана. Он смотрел на нее своими прекрасными зелеными глазами, и она сердцем почувствовала, что случилось что-то очень страшное. В следующий миг Дан издал глухой хрип, из его рта пошла желтая пена, тело свела судорога, и он упал.
— Дан, что с тобой?! — испуганно воскликнула Цунаде, переворачивая его на спину, и заметила, что в его жилет были воткнуты острые длинные иглы. Она скорее выдернула их, оглядела палатку и с ужасом поняла, что и главаря повстанцев, и охранника взяла такая же судорога. Цунаде скорее зажгла в ладонях зеленую чакру и поднесла дрожащие руки к груди Дана.
Первым умер охранник. За ним последний хрип издал главарь повстанцев. Сердце Цунаде бешено забилось, в ушах до боли застучала кровь. Она перевела ошарашенный взгляд на Дана и с ужасом поняла, что совсем скоро его тоже ждала смерть.
Глава 14
Летний вечер пышен,
Летний вечер снова...
Мне твой голос слышен:
"Я люблю другого".
Сердца горький трепет
Полон чар былого...
Слышен тихий лепет:
"Я люблю другого".
Смолкни, праздный ропот!
Прочь, упрек! Ни слова!..
Слышен, слышен шепот:
"Я люблю другого".
Глава 14 Джирайя
Джирайя уже несколько дней после боя таскал огромные камни, убирал тяжелые осколки железных ворот и сбрасывал с высоких стен тела повстанцев. И вовсе не для помощи остальным — он хотел поскорее забыться в изматывающем труде. Но как бы он ни старался ни о чем не думать, мысли все равно возвращались к тому неудачному поцелую с Цунаде.
— Я ждала этого намного раньше, — повторил он слова Цунаде, — а сейчас уже слишком поздно. — Он с особой злостью поднял тяжелый камень и бросил его с высокой стены. Но ему не полегчало, наоборот, ещё противнее стало, когда снизу на него кто-то выругался. Он хотел уже что-то крикнуть в ответ, как вдруг к нему подошёл шиноби в возрасте, который руководил зачисткой храма перед приездом Хокаге.
— Слушай, давай-ка ты заканчивай здесь, и иди уже отдыхай — произнес он.
— Пожалуй, я лучше останусь…
— Нет, хватит с тебя, — отрезал шиноби. — Еще немного и ты от усталости свалишься со стены. Это же потом ко мне придут с вопросами, почему наш герой покалечился.
Джирайя не хотел никуда уходить, знал, что как только окажется у полевого лагеря, обязательно наткнется на Цунаде. А она, последняя кого бы он сейчас хотел видеть. Но делать было нечего, у него не только чакры не осталось, но и сил.
— Ладно, — бросил Джирайя и, глубоко вздохнув, оставил стены и медленно пошел через уже остывшие поле боя. Только в этот момент пожалел, что слишком сильно выделялся на фоне остальных шиноби — его сразу же все узнали и стали одаривать восторженными возгласами.
— Герой! — кричали они, а кто-то и вовсе хлопал по плечу. — Вот он какой, ученик Хокаге! Ради нас и Конохи постарался, молодчина!
— Да-да, ради Конохи, — бурчал он в ответ, а самому так и хотелось всем сказать, что плевать ему было и на Коноху, и на всех шиноби вместе взятых. Ему было так гадко в тот момент, когда Цунаде отвергла его, что ничего лучше, чем выплеснуть свою досаду и боль в бою, он не придумал.